Политика СССР в отношении Китая в условиях маньчжурского кризиса: от маньчжурского инцидента до начала советско-японских переговоров о продаже КВЖД (1931 – 1933 гг.)

Так или иначе, через несколько дней на заседании Политбюро было принято решение поручить Литвинову заявить от своего имени, что советское правительство «не будет возражать против немедленного восстановления отношений без всяких условий, после чего пакт о ненападении придёт как естественный результат восстановления отношений»[18, с. 171]. В соответствии с этим распоряжением членов Политбюро, 6 июля 1932 г. М.М. Литвинов предложил китайскому дипломату начать переговоры о подписании договора о ненападении и восстановлении дипломатических отношений[21, с. 400-401].

Пока шли переговоры, параллельно в Москве внимательно следили за продолжавшимся противостоянием Китая и Японии. Это подтверждает справка IV-го (разведывательного) Управления Штаба РККА «Об антияпонском и партизанском движении в Манчжурии» от 17 ноября 1932 г., подписанная К.Е. Ворошиловым и адресованная М.И. Калинину. Любопытно, что справку наркомвоенмор сопроводил припиской, в которой уведомлял «всесоюзного старосту» о том, что «приказал моему народу посылать тебе все наиболее интересные материалы по этим вопросам» (т.е. об антияпонском и партизанском движении в Китае)[22, л. 2]. Как документ, так и приписка к нему явно свидетельствуют об определённом доверии, которое питал к главе ЦИК СССР даже не столько Ворошилов, сколько Сталин. Ведь очевидно, что информация военной разведки имела высшую степень секретности и если к главе НКВМ попадала «по должности», то для Калинина, скорее всего, нужно было специальное разрешение, причём самого генсека. Также всё это может говорить о достаточной степени посвящённости Михаила Ивановича в происходившие в Маньчжурии события.

По мнению авторов записки, исходя из характера, состава и политических целей всё антияпонское и партизанское движение можно было разбить на четыре вида. 1) отряды, руководимые китайским генералитетом и офицерством, а также отдельно действующие отряды солдат бывшей мукденской армии (численность около 90 тыс. чел.); 2) крестьянские отряды (40-50 тыс. чел.); 3) революционные отряды корейских и китайских партизан (до 5-6 тыс. чел.)[22, лл. 13-14, 17]. В качестве 4-го вида сотрудники советской военной разведки называли «люмпен-пролетарские и бедняцкие» отряды хунхузов, численность которых по разным оценкам колебалась от 20-30 до 50-60 тыс. чел. Точный учёт был невозможен «в виду наличия самых разноречивых сведений об их численности, участия их совместно с различного рода антияпонскими отрядами…»[22, лл. 10, 13, 17].

Что касается хунхузских отрядов, то некоторые работы исследователей демонстрируют двойственное отношение к этому вопросу. С одной стороны, отмечается, что «с созданием Маньчжоу-Го участились диверсии на КВЖД и провокации против обслуживающего дорогу советского персонала со стороны специально подготовленных отрядов хунхузов, действовавших на территории Северной Маньчжурии». Готовили эти отряды, разумеется, никто иные как «японские милитаристы», с целью вызвать военную конфронтацию между Японией и СССР[23, л. 125]. В то же время, как бы вслед за секретными материалами советской военной разведки, можно встретить и совершенно противоположные утверждения. Например, о том, что «отряды хунхузов, формировавшиеся из разорившихся крестьян и люмпен-пролетарских элементов, не всегда представляли организации уголовного характера. Некоторые из них вели борьбу с произволом помещиков и местных милитаристских властей. Это придавало их борьбе политический характер и открывало возможности подключения таких отрядов к национально-освободительному движению»[23, с. 293].