Модальность в современном уйгурском языке

Булбул сайрайт «Соловей поет»
Булбулдун сайраганы ай! «Ох и поет же соловей!»
Асман көк «Небо голубое»
Асмандын көктүгү ай! «До чего же голубое небо!»
Китептер көп «Книг много»
Китептердин көптүгү ай! «Ох и много же книг!»

Примером использования форм сложного полипредикативного предложения в сфере простого предложения могут послужить и монопредикативные синтаксические структуры, тяготеющие к синтаксическим фразеологизмам и использующие сказуемое в форме условного наклонения на –са с аффиксом принадлежности в сочетании со вспомогательным глаголом болмақ в форме прошедшего очевидного на –ды (болди) или на –ган с аффиксом принадлежности 3-лица (болғини). Например:

Он миң койлуқ чәктин бирнила еливалсаң болди (Пәрваз)
«Лишь бы взяла один только чек в десять тысяч»

Модальные модификации в отличие от неи тральных простых предложении больше предполагают наличие широкого контекста и синтагматические связи. Прежде чем перейти непосредственно к текстовой модальности остановимся на модальных мофикациях простого предложения с аналитической формой сказуемого (N1 – Vf-са керәк). Здесь в составе формы финитного сказуемого употребляются модификаторы типа керәк, мүмкин, еһтимал. При этом выражаются такие модальные значения, как предположение, неуверенность и др. Например. Бу киши Велиахун болса керәк (Ж. Босаков с. 89) »Этот человек, наверное, Велиахун» Дилмурат келиши мүмкин (Ш. Шаваев, с. 71) «Может быть Дилмурат уже прибыл» Чокан тойда нахша ейтиши еһтимал (Ш. Шаваев, с. 94)

«Может статься что молодая женщина споет на свадьбе»

III. Текстовая модальность

Модальность текста — это выражение в тексте отношения автора к сообщаемому, его концепции, точки зрения, позиции, его ценностных ориентации , сформулированных ради сообщения их читателю. Общая модальность как выражение отношения автора к сообщаемому заставляет воспринимать текст не как сумму отдельных единиц, а как цельное произведение. По мнению В. В. Виноградова, личностное отношение автора воспринимается как «концентрированное воплощение сути произведения, объединяющее всю систему речевых структур…» [Виноградов,1971, С. 118].

По словам Н.С. Валгиной, модальность является важнейшим элементом текстообразования и текстовосприятия, который соединяет все единицы текста в нечто единое целое по смыслу и структуре [Валгина, 2003, С. 96-104]. Так, в тексте актуализируется значения всех модальных единиц, в результате взаимодействия и синтеза которых возникает модальный смысл текста.

Модальность относится к текстообразующим категориям, наряду с персональностью, темпоральностью и локальностью, и обладает «своим собственным текстовым ключом» [Бондарко, 1976, С. 50-64].

В связи со сказанным о трансляции категории модальности на уровень текста интересно рассмотреть рассуждения Дж.Джусаева. Он пишет: «В самом деле, говорящее лицо является главной, центральной фигурой в определении семантического содержания предложения по модальности в плане его реальности, ирреальности, предположительности, долженствования и т.д. сообразно создавшейся ситуации речи в момент порождения предложения. А ситуация речи создается в соответствии с коммуникативной целеустановкой, по обстановке объективной действительности. Далее сообразно заданной установке определяется точка зрения говорящего лица. Но сама эта точка зрения определяется объективным положением говорящего лица в момент речи по отношению к собеседнику или к выражаемой в предложении объективной действительности. При этом говорящее лицо, прежде всего, определяет модальное значение высказывания, затем использует языковые средства, отбираемые по законам конкретного национального языка, регламентируемые синтагматическими, прагматическими и семантическими отношениями в структуре предложения. А суть модального отношения заключается в том, как мыслит, понимает, квалифицирует говорящий свое сообщение, как он относится к действительности. Отсюда правомерность выделения особой статьей роли говорящего лица оправдана» [Джусаев, 2000, с. 71].

Все сказанное выше можно полностью отнести к тексту и его авторам в уйгурском языке. Художник представляет нам кусочек объективной действительности, который имел или будет иметь место в прошлом, настоящем или в будущем. Каким бы беспристрастным не был писатель, из повествования мы можем составить себе картину субъективно-личностного отношения автора к происходящему, его симпатии и антипатии, пристрастия, чувства и переживания. Именно имплицитное присутствие автора усиливает эффект и воздействие данного описания на читателя. «Образ автора, - пишет Л.Г.Барлас, — это носитель тои точки зрения на изображаемое, которая пронизывает всю художественно-речевую структуру произведения, все его оценочно-речевые планы — и героев, и рассказчика (если он есть), и повествователя — в их сопоставлении и столкновении, — той точки зрения, которая устанавливает и сдвигает акценты, придает общую тональность всему произведению» [Барлас, 1978, С. 145].

При чтении художественного текста, с одной стороны, перед читателями предстает реальная фабула произведения. С другой стороны, нам кажется, что авторские образы, вновь и вновь оживая, дополняются новыми деталями и гранями. Думается, что именно в этом заключается тот феномен, что автор по настоящему художественного произведения продолжает жить среди нас и говорить что называется сквозь века. Поэтому Пушкин был прав, когда говорил, что к его нерукотворному памятнику «не зарастет народная тропа». Здесь мы подошли к важному, на наш взгляд, моменту, когда необходимо четко провести линию водораздела между автором как конкретной личностью в уйгурской и мировой литературе и автором конкретных произведении , которые мы читаем. Это разные вещи, разные понятия в силу воздействия на читателя категории текстовой модальности. Автор для нас тоже является своеобразным образом. Это формирующийся в нашем сознании образ того человека, который написал то или иное произведение, который повествует и излагает его содержание и, что важно для нас, выражает свое отношение к этому повествованию. Этот образ возникает в нашем представлении, и это мои и только мои автор. Следовательно, при чтении мы познаем и воспринимаем не только художественные образы, сюжет и систему персонажей, но и образ автора и его отношение к содержанию произведения [Абдуллаев, 2015б, С. 79].