«Открытие индуизма»: феномен общественной мысли Бенгальского Возрождения

Его открытие индуизма совершается для единоверцев, и через переводы текстов он «решил открыть им точные переводы частей их священного писания, проповедующего не только просвещённое служение Богу, но и чистейшие принципы морали» [Roy, 1982, T. I, C. 74]. Это открытие по определению реформаторское, так как апеллируя к «вере наших древних предков» и «истинному смыслу священных книг» [Roy, 1982, T. I, C. 3], Раммохан стремился преобразовать вероисповедную практику, перенести акцент на духовную жизнь и мораль без разрыва с той религиозной традицией, которую в конечном счете все брахманы принимают за авторитетную, – опирающуюся на Веды.

Истолкование священных текстов брахманизма – Упанишад и Веданта-сутры в переводах позволило Раммохану представить изначальной верой индуизма веру в Брахмана как единого Бога, и потому в дискуссиях с пандитами он говорит: «…Доктрины единства Бога есть настоящий индуизм, что так эта религия понималась нашими предками и что как таковая она известна в настоящее время многим учёным-брахманам» [Roy, 1982, T. I, C. 90]. Опираясь на авторитет Вед, Раммохан противопоставил их духовную часть (монотеизм и путь к спасению) аллегорическим представлениям об атрибутах Верховного Сущего, созданным для людей с ограниченным сознанием, «неспособных осознать и почитать незримого Верховного сущего» [Roy, 1982, T. I, C. 131–130].

Раммохан действительно открыл индуизм как высокую веру в Единого Бога, исходящую из Вед. Генезис монотеизма прослеживается в самхитах, а Упанишады раскрывают Брахмана как Творца и Правителя вселенной; причём дух священных текстов доминирует над периферийными идеями о поклонении атрибутам божества и ритуалах.

Теологией индуизма Раммохан называет Веданту, которая обосновывает единство Бога и духовное почитание его без множества церемоний и ритуалов. Она оказывается сердцевиной высокого индуизма: не просто учение о вездесущем Творце, но и обоснование высших моральных принципов и любви к человеку – отсюда на первый план выводятся этическая сторона индуизма, чья ведантистская теология говорит о том, что «человек страдает или обретает счастье сообразно своим дурным или добрым деяниям – постоянно уже в этом мире, а не только после смерти» [Roy, 1982, T. I, C. 182–183, 185]. Такой индуизм оказывается образцом, на который можно ориентироваться в преодолении насущных проблем. Появление «образцового» монотеистического и этического индуизма, восходящего к древности, и с которым несопоставимо современное состояние, ставит индуизм в исторический контекст: какой бы вечной (санатана) ни была дхарма, меняются её формы. И это видит Раммохан: в его трудах присутствует мысль, что древнее возвышенное учение Вед постепенно скрылось за многими ритуалами, церемониями и обычаями, связанными с почитанием изображений богов, то есть высокая религия выродилась в политеизм и оказалась в упадке. Причиной тому реформатор видел стремление обеспечить возможность связи с Божественным сущим для ««лиц слабого интеллекта, неспособных постичь Бога как Дух, как Творца» [Roy, 1982, T. I, C. 161]. Упадок монотеизма прослеживается уже в пуранах и тантрах, где появились боги в облике живых существ и людей. При попустительстве и поощрении корыстолюбивых брахманов, укреплявших свою власть и благополучие, была создана система верований, ритуалов и обычаев, существующих в современной Раммохану Индии. Поэтому единоверцы «погружены в грубое идолопоклонство и веру в самые сумасбродные представления о будущем, о древности и чудесах их богов и святых, якобы снизошедших к ним и описанных в древних книгах» [Roy, 1982, T. III, C. 559]. Но несмотря на печальное современное состояние, Раммохан защищает индуизм от критики и прямых нападок миссионеров, отвергая обвинения в политеизме, потому что каждый индуист признаёт единство божества, даже поклоняясь ему в разных обликах [Roy, 1982, T. III, C. 582–583].