Текущий номер: #3 — 2024
Архив: #2 — 2024 #1 — 2024 #4 — 2023 #3 — 2023 #2 — 2023 #1 — 2023 #4 — 2022 #3 — 2022 #2 — 2022 #1 — 2022 #4 — 2021 #3 — 2021 #2 — 2021 #1 — 2021 #5 — 2020 #4 — 2020 #3 — 2020 #2 — 2020 #1 — 2020 #4 — 2019 #3 — 2019 #2 — 2019 #1 — 2019
РЕЦЕНЗИЯ: История китайской цивилизации: в 4 т. / Гл. редколл. Юань Синпэи и др.; пер. с кит. под ред. И.Ф. Поповои . М.: ООО Международная издательская компания «Шанс», 2020. 672 + 608 + 754 + 696 с. ISBN 978-5-907277-68-7. Тираж 1000 (в продажу 300) экз
Том третий. Выбор хронологических границ содержимого третьего тома «Истории китайской цивилизации» (581–1525 гг.) вполне объяснён в предисловии. В этот период китайские историки выделяют три существенных периода в развитии китайской цивилизации, причём Танский и Сунский культурные подъёмы прямо именуются «наиболее значительными». Общей тенденцией развития заявлено «обновление в процессе интеграции» (Т. 3, с. 5–6). Это заметно и в композиции текста: если в предыдущих томах материал излагался, преимущественно, в хронологическом порядке, то в третьем томе – тематически, иногда охватывая материалы всех династий.
Интеграция становится общим лейтмотивом всего третьего тома. Для эпохи Суй – Тан рассматривается интеграция культур Севера и Юга Китая, причём она понимается как следствие намеренной политики тюркизированных правителей Северного Китая (Т. 3, с. 37–38). Чёткие акценты расставлены относительно полиэтнической политики династии Тан, поскольку основатели дома Ли по материнской линии были потомками некитайцев, точнее, сяньбийцев (Т. 3, с. 40, 75). Высокая оценка потому выносится императрице У Цзэтянь, поскольку она, происходя из не слишком знатного провинциального рода, «уповала на народ как опору своей власти» (Т. 3, с. 41). Далее её судьбе посвящён целый параграф, касающийся роли женщин в китайском обществе; собственно, он и завершает третий том (Т. 3, с. 606 – 622). Отдельный параграф посвящён строительству Великого канала – единственного водного пути Китая, проложенного по меридиану между долинами Хуанхэ и Янцзы.
Весьма примечателен третий параграф первой главы, поскольку он рассматривает некитайские народы на территории современной КНР как органическую часть империи Тан. Характеристика Тюркскому каганату даётся только по материалам династических историй, вплоть до цитирования истории, как каган испросил разрешения императрицы У Цзэтянь о расселении тюрок, «изъявивших покорность» династии Тан. Особое место в данном контексте занимает создание «сферы культурного влияния Китая», основанной на иероглифике, что подтверждается цитированием как классика сунской историографии Сыма Гуана (1019–1086), так и российских и японских историков С.Г. Кляшторного и Нисидзима Садао (Т. 3, с. 52–55). Характеристика древних уйгур также приведена исключительно по материалам «Суй шу», причём цитируется история о присвоении этому народу нового имени в 788 г.: по «просьбе» уйгурского кагана династия Тан поименовала его народ «возвращающимися соколами» (回鹘, вместо исконного 回纥), что символизировало, как «уйгуры вьются вокруг Тан, словно стая соколов». Определенно политизированным и модернизированным следует считать утверждение, что уйгуры, пользуясь танской политикой умиротворения, получили гораздо больше, «чем сюнну и тюрки могли добиться военными действиями» (Т. 3, с. 58). Вполне логично, что следующая глава посвящена Великому Шёлковому пути и культурному взаимодействию Китая и внешнего мира. Ключевым здесь является третий параграф «Продвижение китайской цивилизации на Восток», особенно Японию и Корею. Изложение хронологически непоследовательно, захватывает даже распространение неоконфуцианства в государстве Чосон XVI в. и Вьетнаме XIX в. (Т. 3, с. 104–106).
Примечательно, что авторы третьего тома также избегали рассуждений о социально-политическом строе Китая эпохи Тан, ограничиваясь скрупулёзным цитированием источников в главе об экономике (Т. 3, с. 122–123), причём очень любопытные сведения приводятся о распространении арендных отношений, данный процесс прослежен вплоть до эпохи Сун (Т. 3, с. 130–132). Четвёртая глава целиком посвящена экзаменационной системе, главному инструменту формирования сословия чиновников – социальной базы всех китайских династий на протяжении 1300 лет (Т. 3, с. 172, 186). Представлено и смелое утверждение, что китайское общество эпохи Сун отличалось достаточно высокой степенью открытости в силу отсутствия устойчивого положения у знатных и незнатных (Т. 3, с. 192). Отдельный параграф этой главы посвящён неоконфуцианцам XI в., деятельность которых рассматривается как «рефлексия служилых людей, которые стремились всеми силами сохранить строгое отношение к самим себе» (Т. 3, с. 204). Пятая глава посвящена функционированию танской и сунской бюрократии.
Примечательно в данном контексте помещение дискуссии о природе неоконфуцианства в особую главу о развитии религиозности, и комплексное рассмотрение неоконфуцианства (точнее, «учения о принципе») вплоть до периода Мин (Т. 3, с. 250–251), т.е. Ван Янмина (описание его биографии и учения достаточно объёмно: Т. 3, с. 267–269). С исторической точки зрения, это совершенно корректно, но, по-видимому, вновь отражает консервативно-традиционный подход авторов «Истории китайской цивилизации», в данном случае – опору на классические труды Хуана Цзунси (1610–1695). Отсутствует и хронологическая последовательность: биография Ван Янмина помещена между описанием учения Чжу Си и его учеников. Подобающее место уделено развитию буддизма и даосизма, причём, традиционно, делается попытка рационализировать учение о внутренней даосской алхимии (Т. 3, с. 298). Интеллектуальным достижениям посвящена седьмая глава, первый же параграф который касается неразрывного единства каноноведения и историографии. Это глубоко не случайно, ибо каноноведение стало важнейшей основой образовательного цикла в эпоху господства системы государственных экзаменов (Т. 3, с. 301). Весьма обстоятельно рассмотрена разница в подходах танских и сунских каноноведов, чья экзегеза конфуцианских текстов последовательно эволюционировала от собственно текстологии и филологии к философии, стремлению понять смысл канона как целого (Т. 3, с. 302). Определяющим на все последующие века для развития историографии, вплоть до эпохи Мин, называется запрет на частное историописание (Т. 3, с. 305). Отдельной характеристики удостоились: эталонное для своего времени теоретическое сочинение «Ши тун» кисти Лю Чжицзи (Т. 3, с. 307–308) и энциклопедия «Тун дянь», составленная Ду Ю (Т. 3, с. 308–310). Не менее примечательны страницы с очерком истории библиографии традиционного Китая (Т. 3, с. 319–324). Следующий далее параграф о системе образования примечателен, на наш взгляд, тем, что объём текста об образовательной реформе Ван Аньши превосходит очерк о его экономической и управленческой реформе (Т. 3, с. 330–332). Отдельного параграфа удостоена конфуцианская трансформация китайского общества, заложенная трудами Чжу Си (Т. 3, с. 338–349).
Мартынов Дмитрий Евгеньевич, Мартынова Юлия Александровна