РЕЦЕНЗИЯ: История китайской цивилизации: в 4 т. / Гл. редколл. Юань Синпэи и др.; пер. с кит. под ред. И.Ф. Поповои . М.: ООО Международная издательская компания «Шанс», 2020. 672 + 608 + 754 + 696 с. ISBN 978-5-907277-68-7. Тираж 1000 (в продажу 300) экз

Первый параграф озаглавлен «Четыре древние цивилизации мира», отражая четверичную классификацию, свойственную китайской культуре. Именно в этом разделе констатируется полицентричность антропогенеза, принятая в китайской исторической науке: Китай является вторым после Африки центром сапиентизации и возникновения человечества. Возникновение современного человека, его «переход к стандартам цивилизации» признаётся очень поздним, и относящимся к периоду неолита: от 10 до 4 тысяч лет до новой эры, со ссылкой на «Большую китайскую энциклопедию» (Т. 1, с. 11). Древнекитайская цивилизация вписана в контекст ещё трёх изначальных цивилизаций Земли: древнеегипетской (начало которой отнесено к 4000 г. до н.э.), вавилонской (шумеро-аккадской, начало которой отнесено к тому же времени), индской, или Хараппской (расцвет которой отнесён к 2300–1750 гг. до н.э.). Китайская цивилизация, по сравнению с вышеназванными, возникла позже всего, однако оказалась единственной, непрерывно развивавшейся с древнейших времен. «…Китайская цивилизация продемонстрировала колоссальную центростремительную силу. Она не только никогда не прерывалась, но и не разделялась, а лишь обогащалась» (Т. 1, с. 13). Объяснение этому дано от условий окружающей среды: египетская и вавилонская цивилизации были замкнуты долинами Нила и Евфрата, занимая небольшое пространство, напротив, китайская цивилизация обнимала огромное разнообразие различных речных ландшафтов, поэтому разрушения от войн, завоеваний и стихийных бедствий, не затрагивали всей территории страны. К важнейшим факторам, цементирующим китайскую цивилизацию, отнесён и культ предков, проявлявшийся на микроуровне – семьи, и макроуровне – клана, народа и государства (Т. 1, с. 13–14) .

Далее следует «Содержание основных идей китайской цивилизации». К важнейшей из них относится категориальная пара инь-ян, которая трактуется не только на изобильном цитировании классиков от И-цзина и Ши-цзина до Го юй, но и «Постижения истории» А. Тойнби (Т. 1, с. 17–19). Не менее примечательно отождествление человеческой культуры с гуманизмом, которая также проводится от комментариев к «Канону перемен». «Обретение культуры в китайской цивилизации происходит не путем насилия, а путем воспитания с помощью обрядов и музыки, и что человеческая культура и природа (небесные узоры) одинаково равны (Т. 1, с. 19). Далее констатируется, что благодаря культу предков китайская цивилизация рассматривает межчеловеческие отношения как более важные, чем отношение человека к миру сверхъестественного (Т. 1, с. 20). Нравственные ценности («душевная чистота и воспитание») разъясняются почти исключительно на образцовых канонах конфуцианского «Четверокнижия», включая разъяснение смысла важнейших конфуцианских категорий, включая разновидности «единства» хэ (和) и тун (同), прибегая даже к комментариям величайшего неоконфуцианского классика Чжу Си (Т. 1, с. 22–23). Завершается этот раздел концепцией «совпадающего единства природы и человека» и холизма китайского мышления, которому противостоит аналитический метод Запада. Превосходство китайского «коррелятивного мышления» обосновывается ссылкой на Дж. Нидэма (Т. 1, с. 25–26).

Китайская цивилизация характеризуется и как «единство в многообразии», когда к этнокультурной общности хуася относится всё население долин Хуанхэ и Янцзы, т.е. китайская цивилизация полиэтнична, но в ходе её развития этносы не истребляли друг друга, а интегрировались (Т. 1, с. 27). Именно в этом разделе указано, что этническое единство сформировалось самое позднее в эпоху Чжоу, а современный ханьский этнос – в эпоху Хань. Нападения северных народов, начиная от сюнну и сяньби, а также тюрок, приводили к их ассимиляции, тогда как ханьцы, двигаясь на юг, ассимилировали ицзу и байцзу. Империя Юань (1280–1368), созданная монголами, именуется «моделью единого государства», а ханьско-монгольские отношения характеризуются как «беспрецедентное сближение». Похожим образом описываются и маньчжуро-китайские переселения в эпоху Цин (1644–1911). Инокультурные влияния также не игнорируются, так, выделены пять аспектов влияния буддизма на китайскую литературу (Т. 1, с. 28–29); особо этот сюжет рассматривался во втором томе (Т. 2, с. 302–308).

Предложенная в четырёхтомнике периодизация истории китайской цивилизации (Т. 1, с. 32) включает четыре периода и восемь этапов: доциньский; от Цинь до Северных и Южных династий; от Суй до первой половины Мин; вторая половина Мин – Цин. В общем, данная периодизация учитывала традиционное деление исторического процесса по династиям, но не унаследовала её конфуцианский моральный аспект, равным образом, не привлекались марксистская триада («древность/рабовладение – средневековье/феодализм – новое время/капитализм») или принятое в «Кембриджской истории Китая» тройственное деление на доимперскую, имперскую и постъимперскую историю Китая. Точкой отсчёта принята археологическая культура Луншань, привязанная к 3000 г. до н.э. (там же). Это, однако, не означало полного отказа от марксистской схемы общественно-экономических формаций, поскольку раздел о периодизации завершается упоминанием Синьхайской революции, завершившей «длившийся не одну тысячу лет период господства феодальных правителей» (Т. 1, с. 36). Имеется и откровенно идеологизированный раздел «Будущее китайской цивилизации», особенно интересный нам изложением генеральной линии китайского руководства в отношении планов КНР на интеграцию и глобализацию. Именно в этом разделе указана и главная цель четырёхтомника: «мы обязаны показать миру наш настоящий образ» (Т. 1, с 39).

Том первый. Говоря о разделах первого тома, посвящённых предыстории и ранним этапам развития китайской цивилизации, мы можем полностью согласиться с оценками, представленными в кратком послесловии М.Ю. Ульянова, который курировал соответствующую часть перевода (Т. 1, с. 595–596). Самое замечательное в этом контексте – вплетение элементов мифологии в исторический дискурс, что особенно контрастно в чередовании глав со скрупулёзным изложением археологических находок и следующих за ними обобщающими разделами с изобильным цитированием древних текстов. Китайскими историками полностью усвоены древние мифологические эпохи «Пяти владык» (или «Пяти императоров»), которая соотнесена с археологической культурой Луншань (Т. 1, с. 135), и полностью завершён процесс «историзации» легендарной первой династии Ся, который вёлся ещё с конца 1950-х гг. (она соотносится с культурой Эрлитоу: Т. 1, с. 149). Древнекитайские божества Хуан-ди, Яо и Шунь (Т. 1, с. 133–134) рассматриваются как реальные исторические фигуры, историчность которых доказывается цитатами из соответствующих текстов и привязана к конкретным археологическим культурам. Точно так же рассматривается фигура легендарного основателя Ся – Юя Великого (Т. 1, с. 156–159). Иными словами, традиционное китайское историческое сознание, не разделяющее мифического и исторического, а, точнее, вписывающее миф в историческую канву, в полной мере существует и в наши дни, отлично сосуществуя с современными рационалистическими подходами.