Особенности перевода классической китайской литературы на русский язык (на примере переводов новелл Пу Сун-Лина (1640—1715 гг.))

2. Минимизирование любых привнесений в текст кажется задачей обоснованной и безальтернативной, иначе вместо перевода следует заявлять вольный авторский пересказ. Вместе с тем, для текстов на вэньяне привнесения, пусть и небольшие, всё равно потребуются, в противном случае изложить по-русски сказанное в оригинале окажется невозможным. Например, на протяжении целых страниц в оригинале могут вообще опускаться субъекты действия, при этом каждая новая фраза будет начинаться глаголом, вполне чётко указывающим на предполагаемого актанта. В русском же переводе рассказ, построенный таким образом, утеряет понятность уже через несколько предложений, поэтому время от времени будет необходимо отдельно указать, кто в данном случае имеется в виду.

Не менее справедливым это же утверждение будет и в случае, когда рассказ ведётся о героях или героинях, социальный статус которых в русском переводе будет почти неразличим. Например, в рассказе «Гэн-нян» (庚娘) главная героиня оказывается на ладье в одной каюте с супругой Вана Восемнадцатого [цзюань 3, — 10, Т. 1, 383—384]. Сама Гэн-нян именуется «госпожой» или «дамой» (女), в то время, как жена Вана — «супругой» (婦) или «женой» (妻). Не вызывает сомнения, что в русском тексте описание взаимоотношений «госпожи» и «супруги» уже через три фразы окажутся совершенно не понятными и потребуют подробных объяснений, поэтому здесь также необходимо очень деликатное привнесение в перевод с целью не допустить потерю читателем нити повествования.

3. Передача формы оригинала — отдельный вопрос, которому уместнее было бы посвятить специальные изыскания; в данном случае лишь наметим некие общие моменты, не претендуя на их всестороннюю проработку. Сложность авторского замысла отмечалась В. М. Алексеевым не единожды, но во всех четырёх сборниках это утверждение практически не нашло художественного воплощения. Исключением можно назвать здесь лишь ритмизованный перевод «Собственного написания», опубликованный в 1937 году, но принцип ритмизации, равно как и критерии её отображения в русском тексте, сформулированы не были. Это же в полной мере справедливо и для сделанного в 1949 году ритмизованного перевода новеллы «Зрачки-человечки беседовали» (瞳人語), что также удивляет, поскольку как раз это произведение, в отличие от целого ряда других, никак не отличается чёткой ритмикой, наличием стихотворных вставок и пр. В остальном же особенность ритмической организации текста отмечалась как факт, но в переводе отражена не была.