Из летописи казанской тюркологии конца XIX – первых десятилетий XX в.: «Я ныне составляю большой указатель литературы о чувашах» (письма Н. Ф. Катанова Н. И. Ашмарину, 1903–1921 гг.)

В ноябре 1917 г. университетской комиссией была подготовлена «Записка об открытии при историко-филологическом факультете Казанского университета Восточного отделения, с разрядами турецко-татарским и угро-финским» (Государственный архив Республики Татарстан. Ф. 977. Оп. ИФФ. Д. 2496. Л. 14–20). Справка включила в себя краткий материал «о закрытии бывшего некогда в Казани Восточного факультета» и «о попытках для расширения преподавания востоковедения при историко-филологическом факультете». Основным итогом работы комиссии стало единогласное решение о том, что: «во-первых, открытие целого Восточного факультета при Казанском университете по материальным соображениям, а также, быть может, по невозможности заместить сразу все кафедры подходящими лицами, пока не осуществимо и что, во-вторых, может состояться открытие в ближайшее время в составе историко-филологического факультета лишь двух разрядов Восточного отделения: турецко-татарского и угро-финского...» (Государственный архив Республики Татарстан. Ф. 977. Оп. ИФФ. Д. 2496. Л. 17 об.). К сожалению, данный проект и другие предложения и идеи в предреволюционные и послеоктябрьские дни не были реализованы в Казанском университете и Казани. Исключение представляет кратковременный период деятельности Северо-Восточного археологического и этнографического института и последующие его преобразования в институты, где трудились Н. Ф. Катанов, Н. И. Ашмарин и другие казанские профессора и преподаватели.

Общая атмосфера неустроенности в профессиональной сфере прослеживается в строках С. Е. Малова С. Ф. Ольденбургу в письме от 4 ноября 1917 г.: «Позвольте обратиться к Вам, глубокоуважаемый Сергей Федорович, с покорнейшей просьбой. При случае, не поимеете ли меня в виду на какое-либо подходящее для меня место, – напр. в какую-либо библиотеку, Музей или что-либо другое? С Казанью я подумываю уже расстаться…» (Бухарин, Поникаровская 2017, с. 443).

Сложная институциональная ситуация в сфере высшего образования, в том числе востоковедения, и жизненные обстоятельства сыграли ключевую роль в том, что в 1919–1923 гг. Н. И. Ашмарин стал профессором и работал на кафедре чувашеведения в Чувашском институте народного образования в Симбирске.

Атмосфера послеоктябрьских реорганизаций высших учебных заведений в Казани и образование Восточного педагогического института, куда не был избран профессором С. Е. Малов, он описал в своем письме к академику С. Ф. Ольденбургу (от 20 ноября 1922 г.). «С сентября ликвидирован факультет общественных наук (т. е. бывший историко-филологический и юридический факультеты). Вместо него (+ Восточная академия + Высший институт народного образования) возник Восточный педагогический институт (ВПИ). Я утвержден Государственным Ученым Советом преподавателем этого Института по кафедре языкознания. Представлялся же я Правлением Института на утверждение ГУС в качестве профессора по кафедре туркологии. Служить преподавателем я не нашел для себя возможным среди профессоров, не сдавших магистрантских испытаний, и среди преподавателей, не прошедших средней школы, но отнюдь не потому, чтобы я считал себя достойным действительно звания профессора. Администрация института и особенно администрация отделения востоковедения усиленно просила меня остаться, сообщив мне, что на первом же заседании предметных комиссий вновь постановлено просить Московский Наркомпрос об утверждении меня профессором. На этих днях узнал еще новость, что закрываются 3-й и 4-й курсы восточного отделения только что открытого Восточного Педагогического Института за отсутствием на этих курсах студентов (1 или 2 человека). Мои же курсы, главным образом, распределялись на эти старшие группы. Таким образом, я здесь, в Казани, оказался не у дел, как говорится, и обратился и теперь снова обращаюсь к вам с просьбой иметь меня в виду при открывшейся вакансии, – подходящей для меня» (Бухарин, Поникаровская 2017, с. 442).

В письме от 27 декабря 1922 г. он снова писал С. Ф. Ольденбургу: «На днях я получил телеграмму от Александра Николаевича [Самойловича] об избрании меня преподавателем Университета. Я очень и очень рад этому обстоятельству» (Бухарин, Поникаровская 2017, с. 443). Эти события привели к отъезду перспективного ученого-тюрколога в истории казанского центра тюркологии.

Последующие строки письма Малова Ольденбургу звучат горестно: «В Казани за смертью дорогого Н. Ф. Катанова и за отъездом Н. И. Ашмарина (в Симбирск) и Б. В. Миллера (в Москву) мне стало жить и служить как-то сиротливо и неприятно. На смену выбывших востоковедов явились здесь новые ориенталисты от рождения, учебные заведения стали реформировать и сокращать и я, – не то, чтобы не ужился, совершенно нет, – я со всеми, могу похвалиться, был в хороших отношениях, а просто я отошел в сторону и задумал перейти в Петроград, чтобы быть вблизи всех вас, дорогих и уважаемых ориенталистов» (Бухарин, Поникаровская 2017, с. 443).