Россия — Китай как социально-политические феномены повышенной сложности. К проблеме определения

Разрыв с ХШ в. тесных связей Руси с Западной Европой, падение в середине ХУ в. Византийской империи, освоение Сибири обусловили во многом самобытное развитие русских княжеств, а затем Московского царства. «Прорубание окна в Европу» в начале ХУШ в. позволило Российской империи освоить достижения Запада в сфере военного дела и технологий, что позволило сохранить свою государственность. Однако во многом это удалось сделать за счет «второго издания крепостничества» (С.Д. Сказкин), обусловившего, в том числе по логике И. Валлерстайна, полупериферийное положение России. Развитие собственно капитализма в России, начавшееся с Великих реформ 60-х гг. Х1Х в. было прервано Великой русской революцией 1917-1922 гг. Перестройка и реформы 1990-х снова изменили вектор развития государства и общества нашей страны, тем не менее изменить базовые их основания даже потрясения ХХ в. не смогли, слишком велика оказалась сила предшествующей традиции.(Цымбурский 1996) Как пророчески показал еще в «угар» 1990-х В.Л. Цымбурский: «Все, что русские почерпнули на Западе, уже никуда от них не уйдет, и к этим почерпаниям могут быть присоединены еще многие иные, но частью европейского мира, как в прошлом и на тех же правах, Россия, скорее всего, уже не будет» (Цымбурский 1997, 67).

Понятно, что еще более самобытной на фоне рассмотренных примеров выглядит история Китая. До начала контактов с Европой эта страна, как и другие восточноазиатские государства, прошла самобытный исторический путь, в ходе которого у нее сложились особые формы общественно-политического устройства. Следует особо отметить, что стадия возникновения аналога централизованного государства здесь была пройдена гораздо раньше (Asia in the 21st 1997; Callahan 2011; Kim 2000). Прямая угроза со стороны колониальных держав Старого Света побудила ряд общественно-политических деятелей Китая, а также Кореи и Японии второй половины XIX в. взять курс на «отход от Азии» и двинуться навстречу европейской цивилизации (Gi-Wood Shin 2007, 14). Однако уже к концу девятнадцатого столетия доминирующей становится обратная тенденция возвращения к паназиатским приоритетам. Подобный поворот вполне объясним: пресловутая «модернизация/вестернизация» в первую очередь затрагивала экономику и политику азиатских стран, но не культуру, которая во многом сохраняла свои традиционные начала, продолжая при этом оказывать влияние на экономические и политические сферы общественной жизни (История Китая с древнейших времен … 2016: Compton 2000, 2, 5).

Если теперь перейти на новый уровень анализа поставленной проблемы – особенностям общественной организации, то нетрудно отметить следующие важные обстоятельства. Секуляризация и разрушение традиционных связей и отношений между людьми обусловили развитие индивидуализма на Западе, при котором социум рассматривается как механическое объединение индивидов. Российское общество при всех потрясениях еще сохраняет признаки того качества, которое принято определять как общинность, соборность и т.д. Не менее показателен также значимый для нас этатизм, т.е. особые, тесные отношения индивида с государством. В Китае, несмотря на активные усилия западных специалистов найти здесь привычный для них индивидуализм, клановые, родственные и другие связи сохраняют свое значение. Как показал В.В. Малявин: «Китайская традиция предъявляла своим восприемникам жёсткое требование превозмогать всё субъективно-частное в себе, причём такое усилие носило характер «оставления себя» равнозначного самотипизации и, следовательно, восполнению своего бытия» (Малявин 2013, 92). Эти различия по линии индивидуализм-коллективизм лежат в основе гипертрофизации в западной академической и общественной традициях понятия идентичность. В российском научном сообществе разрабатывалась теория этноса как особой общности людей («народа»), объединенных общими свойствами, но не имеющей еще своей политической организации. Во многом наша специфика социумов обусловлена тем обстоятельством, что еще до 1950-х гг. (Россия) и начала 2000-х гг. (Китай) оставались обществами с преимущественно крестьянским населением.

Представленная специфика социально-экономического развития определила и особенности модернизации в наших странах, осуществляемой революционным путем социалистических революций на основе марксистской теории. Понятно, что слабость буржуазии и немногочисленность рабочего класса, в отличие от западных развитых государств, обусловили остроту проблемы субъекта модернизации как в России, так и для Китая. Решение проблемы указало ленинское учение о партии нового типа. Однако масштабы решаемых задач обусловили закономерное преобразование КПСС и КПК из партий рабочего класса в общенародные партии с последующим ростом численности их членов (КПСС - около 17 млн. чел. накануне распада СССР, КПК – 73, 76 млн. чел. к ХУП съезду 2007 г.)