Россия — Китай как социально-политические феномены повышенной сложности. К проблеме определения

Однако представленные проблемы с определением характера государств / политических систем при попытке рассматривать их через идею цивилизации еще более усугубляются. Дело в том, что с определением цивилизации есть свои сложности. Более-менее понятно, что такой подход предполагает явный крен в обсуждение роли культуры, религии, искусства и т.д., значительно трансформируя понимание собственно политического. Показательно, что известное определение цивилизации рассматривает ее как группу государств, объединенных общими культурными характеристиками (например, православная, исламская, конфуцианская и еще примерно 20 цивилизаций). Но с пониманием того, что является культурой, остаются свои очень серьезные проблемы. Предложенное совмещение понятий цивилизация и государство в отношении не только Китая, но и других государств во многом было обусловлено полиэтническим составом населения этих государств (Pabst). В этом случае определение цивилизация-государство справедливо вступает в противоречие с попытками сохранить понятие империи. Ведь в качестве одного из значимых признаков такой политической организации тоже считается неоднородный в этническом плане состав населения государства. Для нации-государства, напротив, признается показательным уже этнически однородное население (этно-нация). Наряду с уже указанной массовой транснациональной миграцией четкость такой дихотомии сегодня размывает то обстоятельство, что всего лишь около 20 государств, включая обе Кореи, Польшу и Японию, а также не самые крупные, такие как Барбадос, Бахрейн, Коста-Рика, отвечают такому требованию. Не случайно, что в отношении США с их различным не только в этническом, но и в расовом отношении населением также применяется определение империя. В любом случае, новое неимперское понимание характера государственности России и Китая требует еще и обращения к проблеме нации.

Сделать это надо хотя бы потому, что наша специфика отражена в преамбуле к Конституции, где записано: «Мы, многонациональный народ Российской Федерации…». В свою очередь, в официальной доктрине китайской нации, разработанной Фэй Сяотуном, она также трактуется как нация, состоящая из разных наций (Москалев 2001; 2005). О необходимости возрождения великой китайской нации часто говорить в своих выступлениях и Председатель КНР Си Цзиньпин. Как известно, в политическом лексиконе еще бытуют термины национальное меньшинство и этническая общность. Поэтому к определению нация, включающая другие нации, следует отнестись более внимательно, хотя бы потому, что один из основополагающих принципов ООН провозглашает право наций на самоопределение. Следовательно, для России и Китая проблема нации, является не предметом схоластических дискуссий, а актуальным вызовом сугубо экзистенционального характера. Ведь те же призывы к «деколонизации» России, надо полагать, затем и Китая пытаются опереться на указанную международную норму. Однако, и при попытке определения нации мы оказываемся в такой же непростой ситуации, как и в случае, когда нужно было понять, какой вариант государственного устройства у нас представлен.

Ясно, что сам термин нация и его смысл являются западноевропейским по своему происхождению. За время существования его значение претерпело непростую эволюцию от обозначения студенческих землячеств, религиозных общин до современных трактовок, обусловленных переходом к государству и обществу модерна, связанных с возникновением капитализма. Достаточно распространенную версию современной трактовки этого понятия сформулировал Р. Коллинз: «Нация представляет собой ту форму, которую принимает этническая общность, когда в ходе постепенного расширения этнических границ они начинают совпадать с границами государства…» (Коллинз 2005, 85). Поскольку американские реалии всегда отличались от европейских, то в США появилось особое понятие гражданская нация как объединение всех граждан государства без учета их расовой, этнической и т.д. принадлежности