Формирование японского национального самосознания в эпоху Мэйдзи

Японский патриотизм постепенно начинал приобретать окраску шовинизма. К началу XX века император играл роль не только «отца нации», но и становился главнокомандующим, поэтому по средствам всеобщего образования и начальной военной подготовки в школах дисциплина и даже милитаристские ценности были широко распространены и среди гражданского населения [7]. Логичным следствием такой идеологии стали победы Японии в войне 1894-1895 гг. с Китаем и 1904-1905 гг. с Россией, аннексии Кореи в 1910 г. В итоге Япония приобрела статус первой азиатской страны, с мнением которой стоило считаться. А.Н. Мещеряков так описывает восприятие победы японцами: «С окончанием войны Япония наконец-то ощутила, что она стала по-настоящему «цивилизованной»: вегетарианец превратился в хищника, огромный Китай был повержен. Китай, который начиная с VII столетия в течение стольких веков служил для японцев образцом для подражания и источником мудрости. Теперь в Японии стали раздаваться голоса, что именно она является истинным наследником великого китайского прошлого, которое в самом Китае безвозвратно утрачено» [7].

Но такой успех не мог объяснятся одной сменой лозунга или обидой. У истоков такой успешной военной машины всегда стоит сильная идеологическая теория, так сказать, единый мозг нации. Такой основой стала уже знакомая нам концепция «кокутай». В отличии от своего изначального толкования, разработанного ещё в эпоху Токугава школой Мито и популяризированного деятелями школы «национальных наук», «кокутай» времён Мэйдзи становится национальной идеологией, и вплоть до 1945 г. будет источником государственного национализма. Главные цели развития «кокутай» были выше идей создания единой японской народа, теперь же во избежание «каннибализма наций» правительство стремилось доказать полную независимость Японии и в политическом, и в духовном плане. Основные положения этой концепции отвечали её названию, что в переводе могло означать «государство-тело», «государственный организм». Фукудзава Юкити видел в «кокутай» аналог европейским трактовкам гражданского общества: «Кокутай – это когда люди одной национальности объединяются… подчиняются правительству своей страны и не хотят подчиняться правительствам других стран; сами несут ответственность за свое процветание и упадок, сами сохраняют независимость. На европейских языках это называется народ» [17, c. 181].

В соответствии с определением «кокутай», так сказать, состоял из трёх ступеней: на первом уровне находились синтоистские божества и сам император – первосвященник Синто и сакральный вождь, потом шёл японский народ – потомки богини Аматэрасу, замыкали этот ряд Японские острова (творение божеств Идзанаги и Идзанами), мир живой природы, так как с синтоистском учении даже камень обладал душой [9]. Одним из ведущих идеологов периода Мэйдзи становится Ходзуми Яцука (1860–1913). Он считал учение «кокутай» существует во всех странах, но имеет разные истоки. Поэтому его представления об этом учении сводились к следующему: только в Японии теория «кокутай» носит истинный характер и будет существовать вечно в силу божественного происхождения страны и императорской династии. «Предок моих предков – Аматэрасу-омиками. Она – основательница нашей расы, а трон – её священный дом. Если мы почитаем отца и мать, то насколько больше мы должны почитать наших предков; если мы почитаем предков, насколько больше мы должны почитать основателя нашей страны! Отец и мать – наши предки, живущие сегодня; император – Аматэрасу-омиками, живущая сегодня», - пишет Ходзуми [9].

Другой деятель периода Мэйдзи Минобэ Тацукити (1873–1948) включал в общую систему «государственного организма» «теорию органа» («кикансэцу»). В соответствии с его представлением весь народ продолжал играть роль тела, люди представлялись клетками, входящие в состав какого-то органа, а за функционирование всего этого отвечала голова – император [7]. Такой взгляд на устройство японского общества способствовал выделению японской нации из других азиатских государств.