Экспедиция Адама Лаксмана и начало японо-российских отношений в XVIII в.

Насколько позволяют судить источники, японская сторона не стремилась ослаблять режим самоизоляции страны, но из благодарности за доброжелательный жест возвращения людей после крушения, не могла резко отказать русскому посольству. Вероятно, определённую роль играла и так называемая «русская угроза», поскольку размеры почти безлюдных владений империи на Камчатке и вокруг Охотного моря превышали территорию Японии. 24 июля было решено переместить посольство в Нагасаки – единственный порт, через который дозволялось сообщение с заграницей. Пребывание в заливе Эдо воспрещалось. Лаксман был заранее предупреждён что как дипломатический посланник он может получить отказ, но если прибыть немедленно, то вполне вероятно получить добро на установление торговых отношений. На следующий день посольству была выражена благодарность за привезённых японских подданных, и российская сторона получила расписки за передачу возвращаемых в столицу. Ответный визит благодарности А. Лаксмана губернатору Хакодате был отклонён [3, c. 25-26] [5, с. 59]. 23 июля Лаксман получил разрешение на вход в гавань Нагасаки. 3 августа Лаксман узнал от Туголукова о секретной просьбе чиновников из Эдо передать им копию письма Пиля, что и было исполнено (копия переписана, а оригинальная копия возвращена). Лаксман счёл, что это было дополнительным свидетельством намерений японской стороны не принимать это письмо. 11 августа «Св. Екатерина» покинула гавань и 8 сентября вернулась в Охотск [15, c. 62–64]. 24 января 1794 г. А. Лаксман вернулся в Иркутск, где отчитался перед отцом и иркутским губернатором [16, с. 134].

Результаты экспедиции не получили однозначной оценки в историографии. Адаму Лаксману удалось исполнить порученную ему миссию, более того, смог поколебать предубеждения японцев о русских, смог завоевать их симпатию, о чем свидетельствовало, что и после его отбытия в Россию японцы тепло о нём отзывались и бережно хранили привезенные им подарки [7, с. 263]. Оставшийся на родине Дайкокуя Кодаю также немало способствовал изменению устоявшегося в Японии страха экспансии русских на юг [5, с. 61]. Однако отчёты Лаксмана были поздно опубликованы – только в 1801 г. [7, с. 274].