Статья Боннера Ф. Феллерса «Hirohito's struggle to surrender» как источник для изучения позиции руководства США в отношении императора Японии Хирохито

Для измученного Хирохито, это стало последней каплей. После ожидания в течение нескольких дней, он призвал членов Верховного Совета во дворец и резко приказал им принять незамедлительные меры. В тот же день 22 июня японские радиостанции транслируют заявление о революционных изменениях напрямую к народу: «Правительство, подчиненное непосредственно императору, чья власть основана на традиции и чувствах нации, намного более подобающе, нежели правительство созданное в соответствии с законом, и может более успешно выполнять приказы, обусловленные серьезностью ситуации».

Если отвлечься от восточной двусмысленности, это означало, что Хирохито берет на себя личное руководство Японией, поставив себя выше и вне существующего в соответствии японской политической системой конституционного правительства или контроля со стороны армии и флота.

Все еще чувствуя, что непосредственные контакты с Соединенными Штатами были невозможны из-за жесткого контроля военными над всеми средствами связи, Хирохито 7 июля в обход Верховного Совета в целом, приказал Судзуки просить российского разрешения на отправку личного эмиссара императора в Москву. Хирохито уже выбрал князя Коноэ для этой миссии, и они вдвоем разработали отчаянный план, предусматривавший возможность безоговорочной капитуляции перед союзниками. В октябре 1941 года, с одобрения Хирохито, Коноэ безуспешно пытался договориться о встрече с президентом Рузвельтом, во время которой Коноэ планировал заключить соглашение о выводе всех японских войск с территории Китая, получив публичное одобрение этого решения императором при помощи телеграфа, еще до того, как милитаристы успели бы узнать, что такое решение принято. Теперь же Хирохито предусмотрел точно такую же процедуру для действии Коноэ в Москве, то есть, предоставив Коноэ виртуальный картбланш для заключения мира любой ценой, с последующей немедленной публичной ратификацией договора императором.

Но этот план оказался тоже обреченным на провал. Радиограмма с просьбой к советскому правительству принять Коноэ была направлена в Москву 10 июля, но дни проходили без ответа, несмотря на предпринимаемые послом Сато в Москве усилия, подтолкнуть российское министерство иностранных дел к действию. В действительности, Сталин и Молотов отбыли из Москвы в Потсдам, сохраняя загадочное молчание, через четыре дня после того как было получено сообщение. 22 июля Москва наконец попросила «разъяснить цели миссии Коноэ более конкретно», император направил прямой ответ, в котором заявил, что Япония стремится добиться российского посредничества на пути к заключению мира. На второе японское сообщения ответа не было. До этого момента, император по собственной инициативе предпринял, по крайнеи мере, четыре конкретных шага в сторону заключения мира: первые переговоры с Российским послом Меликом в Японии, назначение известного пацифиста Судзуки на пост премьер-министра, собственное публичное обращение Хирохито о личном руководстве, и официальный, но безрезультативныйзапрос о принятии принца Коноэ в СССР для обсуждения условии мирного договора.

Все эти шаги, за исключением первоначальных переговоров с Меликом, сразу становились известны американскому правительству. Кроме того, в мае бывший президент Гувер обратил внимание самых высоких кругов в Вашингтоне на то, что назначение Судзуки означало готовность японцев к капитуляции, Гувер настаивал на том, что если соблюсти всего два условия: сохранение императора и возможность впоследствии выбирать свое либеральное правительство, то японцы согласятся на все остальные требования: демилитаризацию, наказание военных преступников, репарации и возвращение завоеванных территории. Основои для такого предложения, было назначение Судзуки, о котором я уже говорил. Гувер говорил, что выбор Судзуки в качестве премьера был очевидным белым флагом, и предположил возможность заключить быстрое мирное соглашение без русских сложностей, поскольку они не были в состоянии войны с Японией. Несмотря на всю болтовню о «безоговорочной капитуляции» того времени, эти предложения были примерно такими же как условия Потсдамской конференции, предложенные Японии семьдесят пять дней спустя. Я не знаю, какие шаги Соединенные Штаты предпринимали для использования этой благоприятной возможности в период с мая по июль, до того, как были сброшены атомные бомбы, когда стало известно, что император уже ищет мира.

Между тем, пока император обсуждал, какие новые меры следует предпринять с учетом явного нежелания Советов принимать Коноэ, Постдамская декларация был опубликована 26 июля. Для императора и других либеральных японцев она, казалось, была приемлемым условием для капитуляции. В то время как Верховный Совет еще пытался бороться с проблемой, однако, первая атомная бомба взорвалась над Хиросимои 6 августа, а затем через три дня последовал второй атомный взрыв в Нагасаки, и декларации СССР с объявлением войны Японии. В то же утро Верховный Совет проголосовал за принятие условии Потсдамской декларации с четырьмя оговорками: сохранение императорской династии, что Япония не будет оккупирована, что она сама будет руководить разоружением и эвакуацией своих собственных войск, и что она сама осудит лиц, ответственных за войну.

Хирохито выслушал решение Верховного Совета молча. Он был уверен, что если Япония будет настаивать на принятии условии Верховного Совета, то союзники проигнорируют их. Он знал, что тихоокеанские военно-воздушные силы Америки, значительно усиленные переброшенными с европейского направления войсками, значительно усилят катастрофические бомбардировки, которые уже уничтожили промышленность Японии и сравняли ее главные города с землей. Поэтому он приказал, чтобы Верховный Совет вновь был созван незадолго до полуночи для дальнейшего обсуждения в его временном дворце - небольшом коттедже, построенном в одном из самых глубоких бомбоубежищ Японии.