Статья Боннера Ф. Феллерса «Hirohito's struggle to surrender» как источник для изучения позиции руководства США в отношении императора Японии Хирохито

На самом деле император принял личное решение сдаться и сделал первую попытку получить российское посредничество в этом вопросе еще в феврале 1945, после того, как силы генерала Макартура освободили Филиппины и вошли в Манилу. Четырнадцатого февраля император вызвал к себе принца Коноэ, три раза занимавшего пост премьера Японии и считавшегося относительным пацифистом, что стало первым за последние несколько лет совещанием во дворце для Коноэ. Расхаживая по комнате, очевидно, непоколебимый в своем решении, Хирохито прямо заявил, что считает поражение неизбежным, но милитаристы хотят продолжать сражаться. Они утверждали, что требования союзников о безоговорочнои капитуляции могут означать только упразднение системы императорской власти; кроме того, они выступали резко против прямых контактов с США по этому вопросу, т.к. фраза о безоговорочной капитуляции была сказана именно президентом Рузвельтом. Коноэ сказал Хирохито, что он не думает, что Америка будет продолжать вести военные действия лишь для того, чтобы уничтожить императорскую династию; Хирохито согласился, но отметил, что пока милитаристы контролируют все средства связи, невозможно иметь дело непосредственно с Соединенными Штатами. Император главным образом хотел узнать, собирается ли Коноэ помочь ему в переговорах о капитуляции; Коноэ с готовностью согласился.

Незамедлительно Хирохито начал с необычайной силой давить на своих милитаристов, что стало одним из наиболее радикальных поворотов в истории Японии.

Он обвинил их в том, что они постоянно лгали о военных успехах, распространяя в войсках информацию о том, что армия высадилась на западном побережье Соединенных штатов; а флот только недавно утверждал, что потоплено 77 американских авианосцев и 26 линейных кораблей, т.е. больше авианосцев и линкоров, чем было у Соединенных Штатов! Милитаристы были ошеломлены этими упреками. В то время они существенно ослабили Маньчжурскую армию для защиты родных островов, и особенно опасались, что СССР может вступить в вои ну. Поэтому, когда Хирохито сказал им, что дал наказ министру иностранных дел Хирота начать неофициальные мирные переговоры через посольство России в Токио, с тем, чтобы СССР выступил в качестве возможного посредника в переговорах с союзниками,милитаристы неохотно согласились с этим, в надежде на то, что посредничество русских предотвратило бы Советскую атаку.

Это стало первой трещиной в железной позиции милитаристов, отвергавших любую возможность капитуляции. Но Мелик, советский посол в Токио, довольно прохладно воспринял усилия Хироты по получению российской помощи. Исключительно умный дипломат, который был хорошо осведомлен о безвыходном положении Японии, Мелик затягивал свои переговоры с Хирота в течение нескольких месяцев. Просто за участие СССР в роли посредника, он потребовал серьезные уступки в сторону Советского Союза. Эти требования немедленно ужесточили и так сдержанное отношение японских милитаристов, которые были готовы пойти лишь на самые незначительные уступки для достижения мира. Между тем, от Сато, японского посла в Москве, император узнал, что СССР холодно относился к идее мира и не собирался обсуждать никаких предложении, кроме результата равносильного безоговорочной капитуляции, несмотря на то, что не находился в состоянии войны с Японией. Такую позицию лидеры японской армии и флота в то время отказались бы даже рассматривать. Императором в этой связи было принято решение о еще более смелом шаге. Жесткий, непримиримый борец, 77-летний Кантаро Судзуки, настолько откровенный пацифист, ставший жертвой покушения во время восстания, так называемых, «молодых милитаристов» в 1936 (в него выстрелили четыре раза и оставили умирать), вдруг, 7 апреля, назначается императором на пост премьер-министра. Хирохито верил, что назначение такого известного противника милитаристов будет воспринято союзниками как ясный сигнал того, что Япония хочет мира. Кроме того, Судзуки и император всю жизнь были друзьями, таким образом, в первый раз с начала войны Хирохито чувствовал, что рядом с ним был лидер, которому он мог доверять. На секретном совещании Хирохито сказал Судзуки, что он не доверяет своей императорской ставке и не может понять, почему они слепо продолжают войну, когда все надежды на победу уже потеряны. Потерять жизнь в результате этого было бы преступно, заявил император. Однако к удивлению Хирохито и Судзуки никаких предложении о проведении мирных переговоров со стороны союзников сделано не было. Апрель перешел в май, и решимость Хирохито положить конец войне крепла с каждым днем. Результатом только одного налета бомбардировщиков Б-29 на Токио стало 185000 жертв; листовки, сброшенные с американских самолетов и поднятые императором в ходе угрюмой прогулки по территории дворца, обещали, что такие налеты будут усиливаться. Однако милитаристы продолжали утверждать, что, когда начнется вторжение, они смогут победить на побережье, где американские войска будут в невыгодном положении. По крайнеи мере, рассуждали они, тяжелые потери, которые будут нанесены при высадке американских войск, усилят позицию Японии во время заключения мира. Даже военные поражения на островах Тихого океана, на Филиппинах, и на Окинаве, потеря своего флота, бессилие их военно-воздушных сил, все еще оставляли фанатичных милитаристов психологически неспособными к капитуляции. Эта психическая неспособность к поиску выхода из создавшегося положения стала сложной проблемой для императора, что заставило его действовать с осторожностью, чтобы самому не быть убитым за «измену» империи. Как и император Судзуки работал таи но весь май и июнь, разрабатывая приемлемую для милитаристов формулу капитуляции, наши воздушные удары усилились, уничтожая сотни тысяч домов и здании в пятидесяти крупнейших городах Японии, сопротивление военно-воздушных сил Японии неуклонно снижалось. После разрушения Токио и Иокогамы в прошедшем мае, император сказал своим домочадцам, что он предложит остановить войну независимо от того, что случится с ним лично. Наконец, в результате ожесточенной борьбы в Верховном Совете, состоявшем из премьер-министра, министра иностранных дел, военного министра, министра военно-морского флота, и начальников штабов армии и флота, Судзуки добился, по крайнеи мере, предварительного согласия приблизиться к советскому правительству в Москве, официально и непосредственно, в стремлении достичь мира. Тем не менее, даже достигнув согласия на контакт с СССР, члены Верховного Совета, словно герои какой-нибудь из оперетт Гилберта и Салливана, не могли заставить себя начать переговоры.