Рецензия: [Scranton P. Enterprise, Organization, and Technology in China: A Socialist Experiment, 1950–1971. L.: Palgrave Macmillan, 2019.

Огромным достоинством работы является её конкретно-прикладной характер. Не являясь синологом, её автор не был скован многочисленными теоретическими конструкциями, основываясь на множестве единичных случаев, составляющих общее целое. Тем более примечательными являются его выводы. При простоте формулировке, важнейшая задача автора неподъемна – попытаться понять, на чём выстраивался последующий экономический успех Дэн Сяопина и его преемников. Ф. Скрэнтон даже не обсуждает факта, что он был заложен именно во времена Мао. Традиционно сложилась точка зрения (свойственная и советским исследователям), что в годы Культурной революции Китай погрузился в хаос, транспорт и производство были полностью дезорганизованы. В известной степени это соответствует действительности, особенно для 1966–1967 гг., однако, как известно, «понять – значит упростить». Уцелевшие после хунвэйбиновских погромов министерства были вынуждены всемерно поощрять свободу действий конкретных предприятий на местном уровне, в соответствии с обстоятельствами и потребностями населения. Поощрялись и разнообразные мелкие производства, что укладывалось в общую доктрину местной самодостаточности и опоры на собственные силы. Даже к 1974 г. плановые органы КНР оставались без постоянного руководства, однако это не мешало повседневному функционированию экономики – фабрики и коммуны работали, рис доставлялся и распределялся, проводились необходимые финансовые операции, в соответствии с порядком, который сложился за первые 17 лет существования социалистической экономики КНР. Исследования, проводимые ЦРУ в 1970-е гг., зафиксировали устойчивый, хотя и неравномерный экономический рост, более того, промышленное производство за 1968–1974 гг. удвоилось, соответственно, при расчёте ВНП после 1969 г. последовал существенный подъём (p. 377–378). В отчетах ЦРУ, подготовленных к государственному визиту Р. Никсона в Пекин, зафиксировано, что 1972 г. был уже третьим годом устойчивого индустриального развития, хотя сельское хозяйство по-прежнему зависело от урожайности, и развивалось неравномерно. Однако анализ экспортно-импортных операций КНР с продовольствием также вполне показателен. Напротив, в 1976 г., когда скончался Мао Цзэдун, промышленный рост был устойчивым, но наступила стагнация на селе, компенсированная накоплением запасов. Таким образом, именно болезненно воспринимаемые за пределами Китая эксперименты эпохи Мао «расчистили путь» гораздо более радикальным реформам Дэн Сяопина (p. 379). Изучение конкретной экономической реальности в рамках длинного экономического цикла показывает, что Культурная революция замедлила, но не остановила экономического роста КНР, и даже развития предпринимательства (p. 363).

Если выйти за пределы выводов общего характера, практически на каждой странице монографии непредубеждённый читатель будет делать открытия. Одной из бед нашего исторического образования (тем более в синологическом преломлении) является комплексный подход к изучаемой эпохе, когда разбираемые тенденции не сопровождаются конкретными примерами (не в этом ли большая популярность case studies в последнее время?). Для наглядности прореферируем страницы, посвящённые механизации сельского хозяйства Китая в период после преодоления последствий Большого скачка.

Зимой 1963 г. в уезде Гаохэ провинции Гуандун на складах скопилось 30 000 мотыг, невостребованных крестьянами. Из этого бюро планирования сделало вывод, что крестьяне должным образом снабжены инвентарём. Однако журналисты обнаружили, что на местном рынке пользуются спросом мотыги, произведённые сельским предприятием Дунфэн. Накануне посевных работ старый крестьянин из производственной бригады Хашань Даоюаньской коммуны съездил на это предприятие на велосипеде (на дистанцию 10 км), чтобы купить себе две мотыги. Расследование показало, что только в Хэшуйской коммуне потребность в мотыгах составляла 1500 единиц, причём на местном розничном складе имелось 1700 мотыг, но они не годились, вынуждая крестьян отправляться в соседний уезд. Эта коммуна располагалась в холмистой местности, где плодородный слой на песчаной почве был очень тонок, поэтому годились мотыги только определённой формы, так называемых «хэшуйских». У них была широкая и слега изогнутая рабочая часть весом 2,5 цзиня, т.е. 1,25 кг, а на складе были только мотыги «цзянмэньского» типа с узкой рабочей частью и весом до 2 кг. Таких мотыг в январе было продано только 38 шт., и ни одной в феврале. Дальнейшее журналистское расследование показало, что из имевшихся на складах 30 000 мотыг 7000 были списаны как бракованные, а прочие оказались низкокачественными. Истоки этой ситуации коренились в реформе 1961 г., когда разрешение на приусадебные участки стимулировало спрос на сельскохозяйственные инструменты. Власти коммуны организовали поставки мотыг из уездов Фошань и Цзянмэнь, не спрашивая у крестьян. Спустя два года запасы были пополнены, но при этом власти коммуны вновь не поинтересовались потребностями своих работников (p. 176–177).