Рецензия: [Scranton P. Enterprise, Organization, and Technology in China: A Socialist Experiment, 1950–1971. L.: Palgrave Macmillan, 2019.

Рецензируемая монография профессора-эмерита Университета Ратгерс Филипа Скрэнтона находится в исследовательском поле, которое почти неизвестно отечественной синологии – истории бизнеса. Данная проблематика, в известной степени, экзотична и для западной синологии, что иллюстрируется в выборе автором исследовательской тематики. Не случайно, что предисловие к книге начинается откровенным заявлением коллеги автора, что сочетание «коммунистический бизнес» – это оксюморон (p. V). Личностно окрашенное предисловие, принятое в англоязычной академической традиции, позволяет составить самое выгодное мнение об авторском подходе. Несмотря на то, что становление личности Ф. Скрэнтон пришлось на самый пик «Холодной войны», в условиях современной тотальной идеологизации он с успехом применяет функционалистский подход, особо оговаривая, что «немногие из читателей этого исследования имели опыт работы с предприятиями, основанными на социалистических экономических принципах». Поэтому он использует термин «бизнес» в широком значении, свободном от рыночного либерализма: «в КНР бизнес осуществлял те же функции, что и на капиталистическом Западе – производством и продажей товаров, оказанием услуг, выплатой зарплат трудящимся, ведением бухгалтерии, эксплуатацией техники». Без всякой предвзятости Ф. Скрэнтон пишет, что «к началу 1970-х гг. КНР выстроила социалистическую систему производства, синхронизировала аграрное и промышленное развитие и создала инфраструктуру, либо отсутствовавшую, либо разрушенную по состоянию на 1949 г.». «Я надеюсь, что читатель обнаружит, что “коммунистический бизнес” – это действующий проект, а не противоречивое понятие» (p. V–VI). Более того, как удалось показать Ф. Скрэнтон, в Китае эпохи Мао социалистические предприятия были намного динамичнее, чем в СССР и Восточной Европе, больше были склонны к эспериментированию и творческому подходу, обычно, не ассоциируемому у западного читателя с Китаем (p. 5). Ф. Скрэнтон откровенно признавал, что не владеет языками, и пользовался большим массивом данных, публикуемых на английском языке после 1949 г., американскими, британскими, австралийскими изданиями, а также рассекреченными документами и отчётами ЦРУ (p. 383–384).

Методологический подход весьма обстоятельно отражён в 16-страничном (включая ссылочный аппарат) введении. Оно начинается с констатации, что экспериментирование с самого начала было заложено в практику государства и экономики КНР от самого 1949 г. К тому же, из-за осуждения «Культурной революции» и «Банды четырёх» (но не маоизма как такового, несмотря на заявление Ф. Скрэнтона) западные обозревали игнорируют прямую преемственность перемен 1950-х годов и позднейших. Максимальным по масштабу экспериментом в области государственного администрирования явился «Большой скачок». Реформы Дэн Сяопина, разворачиваемые после 1978 г., по мысли автора, также являются прямым продолжение практик 1950-х гг. (p. 1). Именно в этом контексте автор – историк экономики – задался вопросом о повседневном функционировании бизнеса в Новом Китае и возможности ускоренной индустриализации в условиях хронического безденежья Китая. Иными словами, это вопрос о формах инвестирования, маркетинга и технических инновациях, а также технологии принятия решений, стратегии преодоления китайской корпоративной рутины, нехватки грамотных рабочих и инженерно-управленческих кадров (p. 2).

Ф. Скрэнтон констатирует, что опыт социалистического преобразования экономики в Китае несопоставим с опытом Польши, Венгрии и Чехословакии, поскольку перечисленные восточноевропейские страны выстроили современную индустриальную инфраструктуру ещё в 1930-е гг., которая была немыслима без эффективного государства, системы образования, и прочего. Внедрение сталинской командно-административной модели в условиях послевоенной разрухи способствовало скорейшему преодолению кризиса. Китай после народной революции 1949 г. должен был практически с нуля выстроить современную экономику и современную государственность при наличии более чем скудной ресурсной базы. Именно это, по мысли автора, и объясняет многолетнюю борьбу между элитами, проводящими экономические и внеэкономические методы при построении Нового Китая, а также постоянное институционное отставание от экономической деятельности. Всё это наслаивалось на гигантские масштабы страны: к 1950 г. одна только провинция Гуандун была примерно равна Польше по территории, имея на 10 миллионов человек больше населения. Ситуация в сельском хозяйстве была катастрофической: на протяжении первой половины XX в. Китай последовательно пережил три величайших в истории голодовки, к которым добавились последствия Большого скачка – четвёртый по счёту великий голод (p. 2-3).