Текущий номер: #3 — 2024
Архив: #2 — 2024 #1 — 2024 #4 — 2023 #3 — 2023 #2 — 2023 #1 — 2023 #4 — 2022 #3 — 2022 #2 — 2022 #1 — 2022 #4 — 2021 #3 — 2021 #2 — 2021 #1 — 2021 #5 — 2020 #4 — 2020 #3 — 2020 #2 — 2020 #1 — 2020 #4 — 2019 #3 — 2019 #2 — 2019 #1 — 2019
Теория «скоординированного продвижения» финансовой реформы в КНР как логичная, но умозрительная конструкция
В-третьих, слабо контролируемое (или просто неконтролируемое) распространение практик теневого банкинга, аккумулировавшего денежные активы объемом более трети ВВП страны (по данным на первыи квартал 2012 года). При этом регуляторы в полнои мере осознавали, что теневои банкинг в КНР работает преимущественно с государственными денежными активами, передаваемыми ему по серым и черным схемам государственными коммерчекими банками. Таким образом, за пределами официальнои отчетности этих банков — в се-ром и откровенно черном пространстве — формировались сложные и непрозрачные кредитные и долговые цепочки, кредитором последнеи инстанции для которых де-факто выступал Народныи Банк (ЦБ) КНР и — опосредованно — в значительнои мере государственныи бюджет.
В-четвертых, снижение нормы прибыли на капитал, прежде всего, в обрабатывающих секторах промышленности.
В-пятых, активное перетекание денежных активов из отраслеи реального сектора в откровенно спекулятивные сферы рынка земли и недвижимости, а также на фондовыи рынок. Последнии , будучи жестко государственно контролируемым и сегментированным по типам и обороту акции и облигации , является в КНР не столько инструментом капитализации пред-приятии , сколько “полем чудес” для инвестиции физических лиц. [2, с. 57-109] Предполагаемая либерализация финансовои системы была призвана постепенно преодолеть указанные диспропорции, изменить мотивацию ключевых финансово-экономических игроков, ориентированных на извлечение инвестиционнои ренты, достигнуть в народном хозяистве страны нового макроэкономического баланса и — на его основе — успешно переити к инновационно-потребительскои модели экономического роста.
Следует подчеркнуть, что китаиское экспертное сообщество, равно как и государственные экономические регуляторы, в принципе осознавали трудность преодоления условии мягкого бюджетного ограничения. Именно они — институционально запрограммированные условия мягкого бюджетного ограничения для ключевых финансово-экономических игроков — определяли фундаментальную мотивацию последних к извлечению ренты из инвестиционных проектов. Эта рента в конечном итоге как раз и формировала причины и масштабы макроэкономических дисбалансов — невозвратных кредитов, внутреннеи задолженности, избыточнои ликвидности, завышеннои стоимости активов. При всем этом, насколько можно судить, подавляющее большинство настроенных на реформы экспертов-экономистов в Китае в тот момент искренне считали, что видоизменение институциональнои среды, воспроизводящеи условия мягкого бюджетного ограничения, вполне реально путем дозированнои, но поступательнои финансовои либерализации.
Стратегическии консенсус относительно финансового дерегулирования не исключал серьезных разногласии по вопросам темпов и последовательности осуществления этого курса.
Насколько позволяют судить доступные источники, доминирующеи точкои зрения о предпочтительнои последовательности предстоящих реформ была та, что исходила из необходимости (единственнои возможности) осуществить первоначально либерализацию ставок по кредиту и депозиту, реформу банков, инвестиционных механизмов, фондового рынка, оптового ценообразования и обменного курса по счету текущих операции. То есть, предлагала в первую голову сконцентрироваться на системном финансовом дерегулировании внутри страны. И лишь затем переходить к либера-лизации инструментов трансграничного дви-жения денежных активов, то есть к “освобож-дению” курса юаня по счету движения капиталов. [4, с. 2–4]
Карпов Михаил Владимирович, Школа Востоковедения факультета Мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ