Языковые реформы в раннереспубликанской Турции как часть процесса национального строительства

Язык является ключевым аспектом национальной идентичности, а его использование в качестве консолидирующего инструмента общества существенно повлияло на формирование социально-политического ландшафта современного мира. Использование языка как символа единства определенной социальной группы не новый феномен, а лингвистический национализм давно вышел на первый план социополитического дискурса в условиях развития концепции национального государства (Spolsky 2005, 254-272).

В регионе Ближнего Востока подъем национального самосознания достиг своего пика преимущественно после Первой мировой войны и падения династических Османской и Каджарской империй. После окончания национально-освободительной войны и подписания Лозаннского договора в июле 1923 г. вновь образованная Турецкая Республика и кемалистский режим во главе с М.К. Ататюрком стали выступать в качестве защитников молодой турецкой нации. Конституция 1924 г. провозглашала турецкий язык «официальным языком Турецкого Государства» (Türkiye Anayasasi 1924). Несмотря на то, что в основе турецкой государственности был заложен принцип территориального национализма, и граждане республики именовались турками, в действительности, тюркскость (тур. Türklük) стала восприниматься как лингвистическая категория (Gülalp 1996, 94).

Cтоит отметить, что споры вокруг языкового вопроса начались еще до эпохи кемализма. Аргументы в пользу «упрощения» языка, выдвигавшиеся в начале 1920-х гг., в некоторой степени напоминают дискуссии конца XIX в., в которых акцент делался на социальную составляющую: таким образом они не имели ярко выраженной политической или идеологической окраски. Так, например, Д. Кушнер отмечает, что «главной заботой этих прений было превращение языка в универсальное средство литературы и письма» (Kushner 1977, 59).

После основания Турецкой Республики языковой вопрос был поставлен в политические, идеологические и националистические рамки. Иными словами, политическая элита изменила вектор развития языка таким образом, что он стал неразрывно связан с вопросами государственного строительства, положения меньшинств, гражданских прав, национального единства и вестернизации. Справедливо утверждать, что вопрос о национальном языке стал одним из приоритетных в контексте формирования современной гражданской идентичности. При этом османский язык в глазах республиканских модернистов являлся воплощением многолетнего иностранного влияния на турецкую культуру, своеобразной синтетической амальгамой тюркского, арабского и персидского языков, воспринимался в качестве пережитка прошлого, от которого стоило непременно избавиться (Çolak 2004, 67-70). Впоследствии кемалистские реформы в области языка заняли важное место в процессе модернизации республиканской Турции. Среди них, прежде всего, стоит отметить переход на латинизированный алфавит в 1928 г., учреждение Турецкого лингвистического общества (тур. Türk Dil Kurumu) в 1932 г., а также создание Солнечной языковой теории (тур. Güneş Dil Teorisi) в 1936 г., которые далее будут последовательно рассмотрены в статье.

Предложения перейти на латинизированный алфавит в Турции обсуждались еще в 1923 и 1924 гг., но были «решительно отвергнуты» оппозиционно настроенными «консервативными и религиозными кругами» (Lewis 2002, 277). Одновременно с этим процессом в 1926 г. в СССР были разработаны новые алфавиты для тюркских республик на основе латиницы. Это усилило поддержку идеи перехода на латиницу в Турции. Примечательно, что как только в Турции был принят новый алфавит, в центральноазиатских республиках СССР стали использовать кириллицу (Lewis 2002, 443).