Влияние китайско-японской войны 1894-1895 гг. на формирование образа Китая в России

Подобный интерес к событиям вокруг Китая и Японии в русской прессе был связан, прежде всего, с особым отношением Российской империи к данному региону. Как уже говорилось выше, в ходе военных действий и переговоров о перемирии в российских высших политических и общественных кругах не утихали споры по поводу того, как России реагировать на сложившуюся внутри- и внешнеполитическую ситуацию вокруг Китая. Например, великий русский мыслитель В.С. Соловьев, будучи убежденным идеологическим противником «китаизации» Европы предположил даже, что в будущем возможно «совместное японо-китайское нападение на Запад, в котором основную роль будет играть Япония, а Китай подчинится ее воле» [Лукин. 2007. С. 78.]. Помимо этого, как отмечает Ю.Г. Благодер: «для наиболее консервативных российских кругов Цинская империя являла собой символ отсталости.

… Трагический опыт Китая использовался ими в качестве аргумента необходимости скорейшего реформирования собственной политической системы по примеру передовых западных держав» [Благодер. 2017. 179.]. Автор также говорит о том, что, война Китая с Японией, «по мнению российских периодических издании , должна была стать толчком к началу реформ [в Китае - Е.С.]. Кроме того, нашли подтверждение колонизаторские планы расчетливой Европы, готовой поддержать Японию, если она потребует от Китая отрыть все порты для иностранцев, или Китай, если ему удастся умерить запросы противника на корейские земли» [Там же. С. 191.]. Исторические события на Дальнем Востоке конца XIX – первой половины XX века подтвердили, что непродолжительное военное противостояние 1894-1895 гг. оказало существенное влияние на положение дел в регионе. Так, участник Цусимского сражения морской офицер Н.Н. Нозиков полагал, что китайско-японская война имела особый интерес как для царской России, так и для Западной Европы и США, ведь именно эта война «дала материал для характеристики вооруженных сил Китая и Японии и, кроме того, познакомила русских с особенностями Кореи и Маньчжурии как районов военных действии » [Нозиков. 1939. С. 5.].

В свою очередь, Я.С. Гузей отмечает, что именно в ходе данной войны выявилась «успешность японской реорганизации», а «осмысление российским обществом итогов этой войны играло существенную роль в трансформации представлении о странах Дальнего Востока в России, осознанию их в качестве потенциально опасных» [Гузеи . 2014. С. 20.].

Можно констатировать, что в рамках обсуждения китайско-японского конфликта на страницах русских издании явно проявилась столь характерная для взаимного восприятия России и Китая в XIX веке и в дальнейшем амбивалентность, о которой пишет в своих работах Н.А. Самойлов. С одной стороны, русские политические и общественные деятели видели себя и Россию, в целом, некой силой, которая способна «цивилизовать» косный и застывший Китай. И в этом смысле Россия причислялась деятелями общественнои мысли к ряду европеи ских держав. С другой же стороны, популярная русская печать всячески осуждала попытки Европы, Японии и США произвести колониальный раздел Китая, видя в себе защитника целостности огромной цинскои империи, т.е. противопоставляя свои внешнеполитические интересы на Дальнем Востоке интересам Запада и Японии. В частности, «Новое слово» цитирует такие заметки из западных газет в связи с поездкой Ли Хунчжана в Японию для проведения переговоров о перемирии: «В Японию явился с повинной головой один из способнейших китайских государственных деятелей, и в этом обстоятельстве газета «Qstas Correspondenz» усматривает знаменательный шаг со стороны Китая на пути к культурному прогрессу, наглядное свидетельство победы Ли Хунчжана над дикостью и отсталостью, над косностью и вековым застоем. … Между тем, по известиям официальной венской «Polit. Correspondenz», прибывший в Рим китайский посланник заявил, что благоприятный исход начавшихся в Симоносеки мирных переговоров будет не в малой степени зависеть от силы давления на Японию западных держав. По сведениям того же венского политического органа, в некоторых европейских официальных сферах полагают, что Япония удовлетворится незначительными территориальными уступками, и если потребует открытия для всемирной торговли всех без исключения китайских портов, то европейские кабинеты энергически поддержат это требование» [Новое слово. № 3. СПб, 1895. С. 448-449.]. На наш взгляд, содержание этой сводки явно говорит о том, что ее автор поддерживает китайскую сторону в лице Ли Хунчжана, давая ему столь лестную характеристику и выражая надежду на его участие в скорой модернизации «застывшего» Китая. В то же время, автор выражает надежду на возможность тем или иным способом смягчить притязания Японии, таи но поддерживаемые великими державами, к которым Россия в данном случае не причисляется. Недаром, говоря об итогах войны и успехах российской дипломатии в ограничении территориальных притязании Японии, то же издание заключает: «Нельзя все-таки отрицать, что изгнание японцев из Маньчжурии является блестящей победой русской политики на Дальнем Востоке, чего не отрицает даже и английская печать. Эта победа одержана нами без пролития крови, единственно благодаря прямодушной твердости Государя Императора, не искавшего войны, но и не добивавшегося мира во что бы то ни стало» [Новое слово. № 5. СПб, 1895. С. 372.]. То есть Российская империя предстает своего рода защитником Китая, выступающим на стороне мира и справедливости и не ищущим выгод для себя лично. Это убеждение выразилось и в карикатурных изображениях, посвященных условиям перемирия между сторонами, на которых основным бенефициаром победы японской стороны изображается именно Англия.