Трансляция космологических и этических представлений китайской цивилизации на социокультурные практики боевых искусств Японии

Конфуцианские идеи присутствуют уже в первых трактатах и наставлениях о «пути воина», написанных главами кланов, например в «Тикубасе » (1383 г.) Сиба Есимаса или в «Правилах Имагавы Ресюна» (1412 г.). В своих правилах Имагава формулирует важность конфуцианского обучения: «в Четырех книгах и Пяти Классических текстах, а также в трудах по военному делу четко написано, что в деле защиты страны тот, кто не обладает Знания-ми, будет неспособен руководить» [Имагава, 2007, с. 311].

Конфуцианство, возводившее в категории высших императивов понятия о долге и служении, стало важным инструментом в контроле над воинским сословием. Оно стало одним из главных источников новой культуры служилого сообщества, подвергшегося, по словам Икэгами Эико, процессу одомашнивания [Ikegami, 1997, p. 329]. Японский профессор Кадзусигэ Сингу высказал по этому поводу интересную мысль: «Вовсе не исключено, что именно Сегун создавал большую часть табу ради гарантии своего политического доминирования. С этой точки зрения, Се гун периода Эдо был умелым фрейдовским психоаналитиком. И я бы предложил считать такую манипуляцию социальной динамикой своего рода традицией японского правительства» [Кадзусигэ, 2012, с. 90]. Идея абсолютного долга и решимости в его исполнении несмотря даже на смерть стала основой психологической подготовки воинов. Такая психологическая подготовка была вплетена в воспитание воина, основан-ного на так называемом кодексе бусидо, положения которого описаны в нескольких наиболее известных произведениях японских воинов: «Хагакурэ» Ямамото Цунэтомо, «Будосе синсю» Тайра Сигэсукэ (Юдзан Дайдодзи) и др.

Конфуцианство оказало сильное влияние на внутренний этикет школ боевых искусств. Учитель является для своих учеников непререкаемым авторитетом, которому ученики прислуживают и помогают не только во время тренировок, но и в жизни. Роль учителя боевых искусств была настолько значительной, что даже сегуны или дайме , обучающиеся у мастеров, были вынуждены выказывать им подобающее уважение. Так один из известнйших полководцев эпохи Сэнгоку дзидаи (воюющих провинции ) Такэда Сингэн пожаловал своему учителю Камиидзуми Исэноками Фудзиварано Хидэцуна (1505 — 1577) первый иероглиф своего имени Син (также читающийся как нобу) — награда, являющаяся высочайшеи честью, которую мог оказать князь своему подданному. Камиидзуми смог беспрепятственно оставить службу у Сингэна, дабы углубиться в постижение воинских искусств, занимаясь их практикой и преподаванием [Friday, Seki, 1997, p. 28].

Даосское учение в Японии не было выделено в отдельную школу или религиозное направление, но воспринималось в контексте изучения конфуцианства и буддизма. Среди истории о применение даосских практик существует история о преодолении Хакуином Экаку (1686 — 1769 гг.) духовного и телесного расстройства, вы-званного долгими дзэнскими медитациями, при помощи методов даосов [Клири, 2016, с. 219]. Впоследствии Хакуин стал известным наставником дзэн, а его самурайское происхождение нашло свое отражение в тематике его произведении, в которых встречаются наставления самураям [Клири, 2016, с. 220].

Даосские сочинение «Дао дэ цзин» и «Чжуан цзы» также были известны японцам. Однако концепция «Дао» (путь) была воспринята ими в конфуцианской трактовке. В даосской интерпретации Дао невыразимо, безымянно и ему невозможно дать определение, в отличие от такой точки зрения конфуцианская интерпретация говорит, что Дао многогранное, сложно понятие, которое можно выразить и которое обладает именем, хотя и является трансцендентальным по отношению к природе и человеку. Именно эти древние китайские понятия о Дао легли в основу того, что японцы называют «до» или «мити», что также переводится как путь. «До» в японской интерпретации есть «дорога» или «путь», по которым следуют в течение жизни.

Концепция До предполагает практическую, активную деятельность для каждодневного совершенствования себя и достижения лучшей жизни. В основе пути лежит духовное начало, которое проявляется и воплощается в обучении, проводимом по сложившейся схеме. Каждодневная тренировка в избранном деле служит для исправления собственного поведения и устранения дурных привычек, что в свою очередь ведет к духовному развитию человека. Следует отметить, что концепция До не несет в себе религиозной составляющей и направлена на совершенствование человека в рамках социальной структуры.

Все ключевые понятия, такие как бусидо (путь воина), будо (боевои путь), дзюдо (мягкии путь), айкидо (путь объединения энергии ума и тела), кюдо (путь лука), кэндо (путь меча) несут в себе концепцию До.

ВЫВОДЫ
Таким образом, влияние китайского фактора на развитие японской культуры сложно переоценить. Хотя, безусловно, нельзя говорить о том, что японские боевые искусства произошли от китайских. Китайские учения наполнили воинские традиции стратегическим, философским и морально-нравственным содержанием. В канонах классических школ боевых искусств китайские учения, отнесенные к военным аспектам жизни, составляют целые разделы. В соответствии с ними выбиралось место для строительства замка, объяснялся долг служения, применялись тактические приемы на поле боя. При этом стоит сказать, что японцы творчески переосмыслили китайские учения на основе своего практического опыта. Поэтому неслучайно, что именно в средневековой Японии искусство шпионажа ниндзюцу достигло такого развития. Главным различием между Китаем и Японией оставалось отношение к воинам и военному делу. В то время как в Китае под влиянием конфуцианских ученых ратное дело стало считаться низким и недостойным для благородного мужа, в Японии ведущие мыслители посвящали свои трактаты различным сторонам воинской культуры.