Рецензия: Крюков В.М., Крюков М.В. Неизвестный Сунь Ятсен. Том I (1866- 1913) / Отв. ред. А.И. Кобзев. М.: Ин-т востоковедения РАН, 2023. 552 с., ил. (Ученые записки Отдела Китая ИВ РАН; Вып. 45). ISBN 978-5-907543-75-7. Крюков В.М., Крюков М.В. Неизвестн

Две трети текста посвящены революционным перипетиям, что отвечает и логике, и наличию источников. Здесь можно сказать о двух важнейших достоинствах разбираемого труда: его методологии и его форме. Нередко приходится слышать, что «жизнь выше литературы». Явно не в этот раз: как раз эпоха китайских революций 1911–1949 гг. интереснее и сложнее любого вымысла, и главное здесь не увлечься поверхностным скольжением по событиям, сосредоточившись на глубинной сути происходящего. Опубликованные и ранее не публиковавшиеся данные позволили открытым текстом говорить про внешнее финансирование Синьхайской революции, участии в ней иностранных спецслужб, и собственных действиях Сунь Ятсена, не слишком совместимых со светлым образом революционера. В содержательном отношении М.В. Крюкову счастливо удалось совместить китайскую традиционную биографическую хронику (年谱) с монографической аналитичностью. Важно и то, что, в отличие от многих синологических исследований, выходящих после 1990-х гг., в «Неизвестном Сунь Ятсене» не ощущается разрыва с достижениями советской историографии, чьи свидетельства используются не менее изобильно, нежели западные и китайские ученые труды. Замечательно обоснован тезис, что после Великого Октября именно большевики были заинтересованы в контактах с Сунь Ятсеном, а не наоборот (Т. 2, с. 367).

Если согласиться с постмодернистским тезисом о фабульности истории, то в жанровом отношении «Штрихи к портрету» содержат элементы детектива, так как авторам постоянно приходится сталкиваться с вопросами подлинности тех или иных документов: от послания Сунь Ятсену японскому премьеру Окума с согласием о передаче Маньчжурии, до знаменитого «Политического завещания», которому посвящена известная монография С.Л. Тихвинского, имя которого и портреты не единожды появляются на страницах настоящего издания. Собственно, вся девятнадцатая глава посвящена «Великому перелому», анализирует причины союза китайского революционера с Советской Россией. Начинается глава с анализа отношения В.И. Ленина к вождю китайских народников (именно так Сунь Ятсен характеризовался в ленинских статьях 1910-х гг.). Причины интереса Сунь Ятсена были стандартны (как откровенно писал автор в главе, посвященной молниеносному превращению президента Китая во «временного президента»): «как всегда, оружие и деньги, в которых лидер Гоминьдана постоянно испытывал нужду» (Т. 2, с. 427). Во всех отношениях увлекательной мы должны назвать главку «О предсмертном письме Сунь Ятсена советским руководителям», основанной на изучении подлинника этого документа. Через всю книгу проходит исследование и сопоставление разнообразных подписей Сунь Вэня, которые оставались неизменными в иероглифической форме. Однако и политическое завещание, и предсмертное письмо были кем-то переписаны, и «под ними кто-то расписался за Сунь Ятсена» (Т. 2, с. 505).

Жанр биографической хроники подразумевает отсутствие или предельную краткость заключительной части. Не является исключением и «Неизвестный Сунь Ятсен». Здесь в предельно заостренной форме (как и в финале XX главы) поставлена дилемма: «Кто вы, доктор Сунь?» Содержание книги весьма откровенно и на большом числе первоисточников доказывает, что Япония в подлинном смысле являлась «второй Родиной» Сунь Ятсена (Т. 2, с. 508, 510), и потому многих китайских исследователей его наследия беспокоит вопрос о границах его патриотизма и готовности «торговать своей Родиной» (Т. 2, с. 509). Сунь Ятсен был профессиональным революционером и политиком по призванию, «с детства привык считать себя вторым Хун Сюцюанем» (там же), и без всяких колебаний был готов принять деньги и оружие от любой стороны. Однако именно его «любовь к Японии осталась неразделенной» (Т. 2, с. 510), более того, паназиатистские идеологические установки препятствовали пониманию истинной сущности японского милитаризма (там же). Не существовало и никакого «принятия идей Великого Октября»: уже после получения помощи из Москвы президент Сунь обратился к Германии. Однако в соответствии с китайской классической традицией заключение содержит моральный посыл: «Превращать живую личность в предмет культа одинаково вредно как для поклонников героя, так и для самого героя» (Т. 2, с. 510–511).